This site uses cookies.
Some of these cookies are essential to the operation of the site,
while others help to improve your experience by providing insights into how the site is being used.
For more information, please see the ProZ.com privacy policy.
This person has a SecurePRO™ card. Because this person is not a ProZ.com Plus subscriber, to view his or her SecurePRO™ card you must be a ProZ.com Business member or Plus subscriber.
Affiliations
This person is not affiliated with any business or Blue Board record at ProZ.com.
Services
Translation, Interpreting, Editing/proofreading, Website localization, MT post-editing, Training
Expertise
Specializes in:
Linguistics
Poetry & Literature
Education / Pedagogy
Economics
Business/Commerce (general)
Management
Rates
English to Russian - Standard rate: 0.06 EUR per word / 20 EUR per hour Russian to English - Standard rate: 0.06 EUR per word / 20 EUR per hour Italian to Russian - Standard rate: 0.06 EUR per word / 20 EUR per hour Russian to Italian - Standard rate: 0.06 EUR per word / 20 EUR per hour English to Italian - Standard rate: 0.06 EUR per word / 20 EUR per hour
Italian to English - Standard rate: 0.06 EUR per word / 20 EUR per hour
More
Less
Portfolio
Sample translations submitted: 2
English to Russian: Quality of Life, Disability, and Hedonic Psychology General field: Social Sciences Detailed field: Psychology
Source text - English Quality of Life, Disability, and Hedonic Psychology
RON AMUNDSON
“A common tendency in many otherwise divergent schools of sociological thought is to adopt the methodological tactic of beginning their analysis by discounting agents’ reasons for their action. . . . Such a stance . . . implies a derogation of the lay actor. . . . social incompetence is commonly attributed to people in lower socio-economic groupings by those in power-positions, or by their associated ‘experts’.” (Anthony Giddens, 1979, 71–72)
1. INTRODUCTION
This paper is a study of beliefs that people form about quality of life, both about the quality of their own lives and of the lives of others. The question is this: Who should we believe? Should we assume that first-person reports are more likely correct than judgments made by others? If not, when is it appropriate to doubt first-person reports about quality of life? The answer may seem obvious: honest reports of one’s own quality of life (QOL) must be correct. But most of us at one time or another have concluded that another person is just kidding themselves when they report about their own happiness. (Let us provisionally assume that ‘happiness’ and QOL mean the same thing.) Philosophers and economists who have discussed QOL have a standard scenario to illustrate this: the happy slave (Murray 1996, 31; Williams 2001, 583; Brock 2005, 69). Imagine a slave who knows no other life than his slavehood, is well adapted to the extremely limited life that he leads, and honestly reports that he has a very high QOL. Must we believe him? Surely not. If this slave were to experience freedom (we believe) he would certainly recognize the superiority of a free life to his present enslaved situation. He’s wrong about his own QOL. Although happy slave examples are simplistic and fraught with hazards (not the least of which is that it they are completely imaginary), they do demonstrate the logical coherence of a claim that individuals can be mistaken about their own QOL.
One belief about QOL has been very widely demonstrated. Nondisabled people believe that the QOL of people who live with disabilities is extremely low. This belief will be termed the standard view of the QOL of disabled people.1 The standard view is faced by an apparent falsification: When disabled people report about their own QOL, they rate it only slightly lower than when nondisabled people self-report their own QOL. This produces the anomaly of the QOL of disabled people (Amundson 2005). The anomaly is the pair of conflicting assertions: the standard view on the one hand, and the conflicting self-reports of disabled people on the other.
Translation - Russian Качество жизни, инвалидность и гедонистическая психология
РОН АМУНДСОН
«Общей тенденцией во многих различных школах социологической мысли является принятие следующей методологической тактики: начать анализ, не принимая во внимание причины поведения субъектов... Такая позиция… предполагает недооценку значимости непрофессионала... социальная некомпетентность обычно приписывается людям более низких социально-экономических групп власть имущими либо теми, кого эти власть имущие считают “экспертами”». (Anthony Giddens, 1979, 71–72)
1. ВВЕДЕНИЕ
Эта статья представляет собой исследование убеждений, которые формируются у людей о качестве жизни, как их собственной, так и жизни других людей. Вопрос заключается в следующем: кому верить? Стоит ли предположить, что оценка качества жизни от первого лица более правдоподобна, чем чужие суждения? Если нет, то когда уместно усомниться в оценке жизни от первого лица? Ответ может показаться очевидным: честная оценка собственного качества жизни (КЖ) должна быть верна. Но большинство из нас в рано или поздно приходили к выводу, что другие люди просто обманывают сами себя, когда сообщают о своем собственном счастье. (Предположим, что «счастье» и качество жизни – одно и то же.) Философы и экономисты, которые говорят о качестве жизни, используют стандартную иллюстрацию – счастливого раба (Murray 1996, 31; Williams 2001, 583; Brock 2005, 69). Представьте себе раба, который не знает другой жизни, кроме рабства, хорошо приспособлен к крайне ограниченной жизни, которую он ведёт, и который честно сообщает, что имеет очень высокое качество жизни. Должны ли мы ему верить? Конечно же, нет. Если бы этот раб ощутил свободу, то, как мы считаем, он признал бы преимущество свободной жизни над жизнью раба. Он ошибается в оценке своего КЖ. Хотя примеры счастливых рабов являются упрощенными и полными опасностей (не последней из которых является то, что они полностью вымышленные), они действительно демонстрируют логическую целостность утверждения о том, что люди могут неверно оценивать своё КЖ.
Одно из убеждений о КЖ было очень широко продемонстрировано. Люди, не имеющие инвалидности, считают, что качество жизни людей с ограниченными возможностями является крайне низким. Назовём это убеждение общепринятым взглядом на качество жизни людей с ограниченными возможностями. Этот общепринятый взгляд сталкивается с очевидной фальсификацией: когда люди говорят о собственном КЖ, то люди с ограниченными возможностями оценивают его лишь немного ниже, чем люди, не имеющие инвалидности. Это приводит к аномалии КЖ людей с ограниченными возможностями (Amundson 2005). Аномалия заключается в паре противоречивых утверждений: с одной стороны, общепринятый взгляд, а с другой – противоречащие ему утверждения людей с ограниченными возможностями о собственном качестве жизни.
English to Russian: Argentina in a fix General field: Bus/Financial Detailed field: Economics
Source text - English Argentina in a fix
Reuters
Mar 22nd 2001
FOR much of the 1990s, Argentina was regarded as an emerging-market success story. And much of its success was attributed to its adoption in 1991 of a convertibility law, pegging the currency, the peso, to the American dollar: every peso in circulation had to be backed by a dollar in reserves. This type of “currency board” arrangement is super-fashionable among economists. So much so that Argentina's descent into economic crisis is also a crisis for the prevailing orthodoxy about emerging-market exchange-rate policy.
In recent years, whenever an emerging economy's currency—be it the Indonesian rupiah, the Russian rouble, the Brazilian real or the Turkish lira—has hit the rocks, some wise man has been on hand to tell the flailing government that a currency board would solve all its troubles. It was argued that countries had only two choices: to allow their currencies to float freely or, conversely, to fix them by means of a currency board. Short of outright dollarisation, this is the cast-iron way to fix a currency. It amounts to an open-ended promise to swap dollars for pesos at the promised parity.
Such a system worked, for example, for Hong Kong, whose dollar weathered the Asian currency crisis of 1997-98. It means that the government forgoes its right to set its own monetary policy. But, in return, it gains a strong weapon against inflation, and the advantages of lower interest rates than would be needed to maintain a less-solidly backed peg. In Argentina, for example, inflation was tamed and, for most of the 1990s, interest rates were lower than, say, in Brazil.
Now the country is tasting some of the drawbacks to a currency board, and it is fitting that the man drafted in as the government's new economic-policy chief is Domingo Cavallo, architect of the convertibility law. The strength of the dollar has pulled the peso up to damaging heights. It has looked particularly overvalued since Brazil was forced two years ago to float its currency, which has since sunk by more than 40% against the dollar.
(The Economist)
Translation - Russian Аргентина столкнулась с трудностями
Агентство «Рейтер»
22 марта 2001
Большую часть 90-х гг. Аргентина считалась страной с успешно развивающейся рыночной экономикой. И её успех приписывали введению в 1991 г. свободного обмена валюты, благодаря которому аргентинская валюта, песо, была привязана к доллару США: каждый песо, находящийся в обращении, должен был быть подкреплён долларом в резерве. Эта политика так называемого валютного правления чрезвычайно популярна среди экономистов. Настолько популярна, что экономический кризис в Аргентине поставил под сомнение традиционное представление о том, какой должна быть валютная политика развивающегося государства.
В последние годы там, где валюта страны с развивающейся экономикой – будь то индонезийская рупия, российский рубль, бразильский реал или турецкая лира – терпела крах, находились какие-нибудь мудрые люди, которые говорили правительству государства, переживающего кризис, что валютное правление решит все их проблемы. Утверждалось, что у любого государства было только два выхода: позволить валюте свободно колебаться или, наоборот, установить твёрдый курс, используя политику валютного правления. Это самый жёсткий способ установить твёрдый курс валюты, не доходя до полной долларизации. Он равносилен бессрочному обязательству правительства менять доллары на песо при установленном соотношении.
Эта система успешно сработала, например, в Гонконге, где гонконгский доллар помог пережить кризис восточных валют в 1997–1998 гг. При такой системе государство отказывается от права проведения своей собственной монетарной политики. Но взамен оно получает мощное оружие против инфляции и преимущества более низких процентных ставок, чем те, которые необходимы для поддержания менее твердого курса. В Аргентине, например, инфляция была подавлена, и почти до конца 1990-х гг. процентные ставки там были меньше, чем, например, в Бразилии.
Сейчас государство сталкивается с отрицательными сторонами политики валютного правления, поэтому теперь валютной политикой страны управляет сам Доминго Кавалло, разработчик закона конвертируемости. Твёрдый курс доллара поднял песо на опасную высоту. Песо кажется переоценённым на фоне того, что два года назад Бразилия была вынуждена принять политику свободной валюты, которая с тех пор упала в цене по отношению к доллару более чем на 40%.
(Журнал "Экономист")
More
Less
Translation education
Master's degree - National Research University "Moscow Institute of Electronic Technology"
Experience
Years of experience: 12. Registered at ProZ.com: Jan 2015.
