This site uses cookies.
Some of these cookies are essential to the operation of the site,
while others help to improve your experience by providing insights into how the site is being used.
For more information, please see the ProZ.com privacy policy.
Freelance translator and/or interpreter, Verified site user
Data security
This person has a SecurePRO™ card. Because this person is not a ProZ.com Plus subscriber, to view his or her SecurePRO™ card you must be a ProZ.com Business member or Plus subscriber.
Affiliations
This person is not affiliated with any business or Blue Board record at ProZ.com.
Services
Translation, Interpreting, Training
Expertise
Specializes in:
International Org/Dev/Coop
Law (general)
Government / Politics
Social Science, Sociology, Ethics, etc.
Environment & Ecology
Human Resources
Linguistics
Poetry & Literature
General / Conversation / Greetings / Letters
Also works in:
Agriculture
Finance (general)
Accounting
Management
Education / Pedagogy
Journalism
More
Less
Rates
English to Russian - Rates: 0.07 - 0.10 USD per word / 30 - 60 USD per hour Russian to English - Rates: 0.07 - 0.10 USD per word / 30 - 60 USD per hour English to Ukrainian - Rates: 0.07 - 0.10 USD per word / 30 - 60 USD per hour Ukrainian to English - Rates: 0.07 - 0.10 USD per word / 30 - 60 USD per hour Kirghiz to English - Rates: 0.10 - 0.15 USD per word
English to Russian: Madrid Privacy Declaration General field: Law/Patents Detailed field: International Org/Dev/Coop
Source text - English Affirming that privacy is a fundamental human right set out in the Universal Declaration of Human Rights, the International Covenant on Civil and Political Rights, and other human rights instruments and national constitutions;
Reminding the EU member countries of their obligations to enforce the provisions of the 1995 Data Protection Directive and the 2002 Electronic Communications Directive;
Reminding the other OECD member countries of their obligations to uphold the principles set out in the 1980 OECD Privacy Guidelines;
Reminding all countries of their obligations to safeguard the civil rights of their citizens and residents under the provisions of their national constitutions and laws, as well as international human rights law;
Anticipating the entry into force of provisions strengthening the Constitutional rights to privacy and data protection in the European Union;
Noting with alarm the dramatic expansion of secret and unaccountable surveillance, as well as the growing collaboration between governments and vendors of surveillance technology that establish new forms of social control;
Further noting that new strategies to pursue copyright and unlawful content investigations pose substantial threats to communications privacy, intellectual freedom, and due process of law;
Further noting the growing consolidation of Internet-based services, and the fact that some corporations are acquiring vast amounts of personal data without independent oversight;
Warning that privacy law and privacy institutions have failed to take full account of new surveillance practices, including behavioral targeting, databases of DNA and other biometric identifiers, the fusion of data between the public and private sectors, and the particular risks to vulnerable groups, including children, migrants, and minorities;
Warning that the failure to safeguard privacy jeopardizes associated freedoms, including freedom of expression, freedom of assembly, freedom of access to information, non-discrimination, and ultimately the stability of constitutional democracies;
Civil Society takes the occasion of the 31st annual meeting of the International Conference of Privacy and Data Protection Commissioners to:
(1) Reaffirm support for a global framework of Fair Information Practices that places obligations on those who collect and process personal information and gives rights to those whose personal information is collected;
(2) Reaffirm support for independent data protection authorities that make determinations, in the context of a legal framework, transparently and without commercial advantage or political influence;
(3) Reaffirm support for genuine Privacy Enhancing Techniques that minimize or eliminate the collection of personally identifiable information and for meaningful Privacy Impact Assessments that require compliance with privacy standards;
(4) Urge countries that have not ratified Council of Europe Convention 108 together with the Protocol of 2001 to do so as expeditiously as possible;
(5) Urge countries that have not yet established a comprehensive framework for privacy protection and an independent data protection authority to do so as expeditiously as possible;
(6) Urge those countries that have established legal frameworks for privacy protection to ensure effective implementation and enforcement, and to cooperate at the international and regional level;
(7) Urge countries to ensure that individuals are promptly notified when their personal information is improperly disclosed or used in a manner inconsistent with its collection;
(8) Recommend comprehensive research into the adequacy of techniques that deidentify; data to determine whether in practice such methods safeguard privacy and anonymity;
(9) Call for a moratorium on the development or implementation of new systems of mass surveillance, including facial recognition, whole body imaging, biometric identifiers, and embedded RFID tags, subject to a full and transparent evaluation by independent authorities and democratic debate; and
(10) Call for the establishment of a new international framework for privacy protection, with the full participation of civil society, that is based on the rule of law, respect for fundamental human rights, and support for democratic institutions.
Translation - Russian Подтверждая тот факт, что право на защиту личных данных является одним из основополагающих прав, закрепленных во Всеобщей декларации прав человека, Международном пакте о гражданских и политических правах и других документах по правам человека, а также национальных конституциях,
Напоминая странам-членам ЕС об их обязательствах по исполнению положений Директивы по защите данных от 1995 г. и Директивы по защите электронных коммуникаций от 2002 г.,
Напоминая другим государствам-членам ОЭСР об их обязательствах по исполнению принципов, заложенных в Руководстве ОЭСР по защите личных данных от 1980 г.,
Напоминая всем странам об их обязательствах по обеспечению гражданских прав своих граждан и резидентов в соответствии с положениями национальных конституций и законодательства, а также норм международного права в области прав человека,
Ожидая вступление в силу положений, укрепляющих конституционное право на защиту частной жизни и личных данных в Европейском союзе,
Отмечая с беспокойством значительное распространение тайного и неконтролируемого наблюдения, а также рост взаимодействия между правительствами стран и поставщиками технологий в сфере наблюдения, устанавливающих новые формы социального контроля,
Отмечая далее, что новые стратегии по проведению расследований в области авторского права и незаконного содержания представляют собой существенную угрозу тайне коммуникаций, интеллектуальной свободе и надлежащим правовым процедурам,
Отмечая далее все больший рост количества услуг, предоставляемых через Интернет, а также тот факт, что некоторые корпорации приобретают огромное количество персональных данных без независимого контроля со стороны,
Предупреждая, что законодательство в области защиты личных данных и институты, работающие в этом направлении, не могут в полной мере учитывать новые методы наблюдения, применяемые на практике, включая «поведенческий таргетинг», базы данных ДНК и других биометрических показателей, объединение данных государственного и частных секторов, а также особые факторы риска, которым подвержены уязвимые группы населения (дети, мигранты, представители меньшинств),
Предупреждая, что неспособность гарантировать право на защиту личных данных ставит под удар другие смежные права и свободы, включая свободу выражения, свободу мирных собраний, свободу доступа к информации, принцип недискриминации, а в конечном счете, стабильность конституционных демократий,
Гражданское общество пользуется случаем проведения 31-ой ежегодной Международной конференции комиссаров по защите частной жизни и личных данных, чтобы:
(1) Вновь заявить о поддержке глобальных рамок в отношении Принципов честного использования данных, которые накладывают обязательства на тех, кто собирает и обрабатывает личную информацию, и наделяет правами тех, чья личная информация подлежит сбору;
(2) Вновь заявить о поддержке независимых органов по защите личных данных, принимающих решения в контексте разработки нормативно-правовых рамок на прозрачной основе, которые при этом не ищут коммерческой выгоды и не находятся под влиянием политических сил;
(3) Вновь заявить о поддержке подлинных методов по повышению защиты данных, которые сводят к минимуму либо полностью устраняют сбор личной информации, а также серьезной оценки воздействия на личную информацию, в соответствии с которой требуется соблюдение стандартов в этой сфере;
(4) Призвать страны, не ратифицировавшие Конвенцию Совета Европы №108, а также Протокол от 2001 г., сделать это в как можно кратчайшие сроки;
(5) Призвать страны, которые еще не создали комплексных рамок и независимого органа по защите личных данных, сделать это в как можно кратчайшие сроки;
(6) Призвать страны, которые уже создали законодательные рамки по защите личных данных, обеспечивать их эффективную реализацию и исполнение, а также сотрудничать на международном и региональном уровнях;
(7) Призвать страны делать все возможное по скорейшему уведомлению лиц, чья личная информация подверглась ненадлежащему разглашению или использовалась в целях, отличных от заявленных при ее сборе;
(8) Рекомендовать проведение комплексного исследования адекватности методов по сокрытию личных данных, чтобы удостовериться в том, что такого рода методы гарантируют фактическую защиту личной информации и ее анонимность;
(9) Призвать к мораторию на разработку и внедрение новых систем массового наблюдения, включая идентификацию по лицу человека, фотографирование всего тела, устройства биометрической идентификации и вживленные радиометки, которые должны стать предметом всеобъемлющей и прозрачной оценки со стороны независимых органов и пройти демократическое обсуждение; и
(10) Призвать к созданию новых международных рамок по защите личных данных с полноправным участием представителей гражданского общества на основе верховенства права, соблюдения основополагающих прав и свобод человека, а также поддержки демократических институтов.
English to Russian: Manual on the Rights of Prisoners in Turkmenistan General field: Law/Patents Detailed field: Law (general)
Source text - English Introduction
Prisons are peculiar social institutions. Deprivation of autonomy and private life are their constituent elements and make them - citing Erving Goffman - total institutions . They are characterised by the fact that contrary to what inmates do outside of prison, inside they have to conduct the different aspects of their lives, such as sleep, work and leisure, in the same place in the company of other people they have not chosen and at a time that the prison authority dictates. Thus life in prison is heavily influenced by prison policies, practices and the conduct of staff. This vulnerability makes it necessary to clearly define the prisoner’s rights. The various international human rights instruments that will be presented below try to provide such a set of rules to help prison staff to perform their duties through policies and practices that are lawful, humane and restrained. This manual outlines these instruments and, in a second step, tries to clarify their implications for prison life in the form of essential standards recognised by the international community.
I. A Brief History of Imprisonment
Until the end of the Middle Ages imprisonment’s sole function was to keep the offender in custody until the punishment could be carried out. The turning point in the role of prisons came with the 18th century European Enlightenment. At this time the purpose of punishment changed from the arbitrary infliction of pain to disciplining offenders with the aim of reducing the number of offenders who go on to commit more crime, which is when imprisonment for the first time became a key form of punishment in itself. An additional reason for this shift was an awakening sense of personhood and of the personal rights of each individual. It resulted in the belief that custody, a penalty in former times reserved to a chosen few, was an apt punishment for everybody. The use of imprisonment as a direct punishment of the court is therefore a distinctive invention of Western Europe and North America. It nevertheless spread gradually to most countries, often as a result of colonial oppression. In some countries, the concept of imprisoning human beings does not fit easily with the local culture.
II. The Purpose of Imprisonment
For the question of prisoners’ right it is of relevance which aims are pursued by sending people to prisons. It is in this respect necessary to carefully distinguish between the purpose of punishment and the subsequent purpose of the punishment’s implementation.
1. Purpose of Punishment
Over the years there has been a lively debate about the purpose of punishment. Some experts argue that it should be used only to punish criminals. This retributivist approach is based either on a metaphysical or empirical retribution. In the metaphysical approach to retribution, every offence must be punished because it violates a metaphysical, religious or legal order. In its most extreme form, exemplified by Kant, no further social good is expected from it. Empirical retribution refers to the feelings of revenge that victims of crime or society at large may have against offenders, and which must be channelled by the official criminal justice system in order to avoid citizens retaliating by taking justice into their own hands.
Others insist that its main purpose is to reduce crime in the future. This may be attempted through general or special prevention. General prevention aims at influencing the general public into law-abiding behaviour through norm formulation or deterrence. Special prevention is directed towards offenders who have come into contact with the criminal justice system, and aims to reduce their chance of re-offending through either acting as a deterrent, keeping the offender away from society (incapacitation), or including aspects aimed at moral reform (rehabilitation).
In practical terms, the purposes of punishment will be interpreted as a combination of some or all of these reasons. The relative importance of each one will vary according to the circumstances of individual prisoners. A more and more widely held opinion is that prison is an expensive last resort, which should be used only when it is clear to the court that a non-custodial sentence would not be appropriate.
Translation - Russian Введение
Тюрьмы представляют собой особые социальные институты. Их основными составляющими элементами являются лишение независимости и частной жизни, что делает их, по словам Эрвинга Гофмана, тотальными институтами . Характерным признаком данного рода учреждений является тот факт, что в отличие от деятельности заключенных вне стен тюрьмы, внутри заведения они должны реализовывать различные аспекты жизнедеятельности, такие как сон, работа и досуг, что происходит в одном и том же месте, в компании чужих людей и в то время, которое устанавливается для них администрацией учреждения. Таким образом, на жизнь внутри стен тюрьмы в значительной мере оказывают влияние политика и устоявшаяся в конкретном учреждении практика, а также поведение его сотрудников. Такого рода уязвимое положение обязывает нас четко прописывать права заключенных. Различные международные инструменты по правам человека, представленные ниже, как раз и являются такого рода сводами правил, которые смогли бы помочь сотрудникам мест лишения свободы исполнять свои служебные обязанности посредством законной, гуманной и сдержанной политики и практики. В данном руководстве дается обзор вышеуказанных инструментов, а в качестве следующего шага авторами предпринята попытка дать четкое разъяснение их значимости применительно к тюремной жизни в виде основных стандартов, признанных всем международным сообществом.
I. Краткая история тюремного заключения
До самого конца периода Средневековья единственной задачей тюремного заключения было содержание злоумышленника под стражей до приведения наказания в исполнение. Поворотным пунктом в роли тюрем стала эпоха Просвещения в Европе в XVIII веке. В это время произошел сдвиг в основном предназначении наказания с причинения боли к дисциплинированию правонарушителей с целью сокращения количества преступников, продолжающих совершать все больше правонарушений. Именно в эту эпоху впервые в истории тюремное заключение само по себе стало ключевой формой наказания. Еще одной причиной такого рода сдвига стало зародившееся понятие индивидуальности и личных прав каждого человека. Это привело к пониманию того факта, что содержание под стражей – вид наказания, который раньше был уделом избранных, - было достаточным наказанием в отношении каждого. Использование тюремного заключения в качестве прямого наказания, вынесенного судом, таким образом является отличительной инновацией того времени, пришедшей из Западной Европы и Северной Америки. Несмотря на свои географические рамки, это постепенно вошло в обиход большей части стран, что зачастую было последствием колониального гнета. В некоторых странах концепция лишения человека свободы не всегда совпадает с особенностями местной культуры.
II. Цель тюремного заключения
С точки зрения прав заключенных крайне важно, какие цели преследуются при отправлении конкретных лиц в тюрьмы. В этом отношении необходимо четко разграничивать цель наказания и последующую цель исполнения наказания.
1. Цель наказания
На протяжении многих лет продолжалась бурная полемика относительно вопроса цели наказания. Некоторые эксперты полагают, что оно должно применяться исключительно в целях наказания правонарушителей. Подход на основе «карательного правосудия» базируется либо на метафизическом, либо эмпирическом воздаянии. При метафизическом подходе к воздаянию за каждым правонарушением должна следовать кара, так как оно посягает на метафизический, религиозный или правовой порядок. В своем самом крайнем проявлении, описанном Кантом, это более не приведет ни к какому социальному благу. Эмпирическое воздаяние зиждется на жажде мести, которую могут испытывать жертвы злодеяния или общество в целом в отношении правонарушителей, и которая должна быть вымещена через формальную систему уголовного правосудия, дабы избежать ситуации, при которой граждане будут стремиться совершить акт возмездия собственноручно.
Другие настаивают на том, что ее основным предназначением является сокращение преступности в будущем. Этого можно достичь средствами общей или особой профилактики. Методы общей профилактики нацелены на оказание воздействия на широкую общественность с целью ее приобщения к законопослушному поведению посредством разработки норм и мер устрашения. Особая же профилактика направлена на тех злоумышленников, которые уже вошли в контакт с системой уголовного правосудия, с целью сократить возможность повторного совершения преступлений либо посредством применения мер устрашения, когда правонарушитель изолируется от общества (лишение способности действовать свободно), либо посредством мер, представляющих собой нравственные преобразования (реабилитация).
В практическом понимании, цели наказания будут трактоваться как комбинация некоторых или всех из вышеперечисленных оснований. Относительная важность того или иного основания будет зависеть от обстоятельств, связанных с каждым конкретным заключенным. Все более распространенным становится мнение, что тюрьма – это дорогостоящее удовольствие, к которому следует прибегать лишь в крайних случаях, когда суд наверняка убежден в том, что не связанное с лишением свободы наказание будет неуместным.
Russian to English: Analytical paper on the legal status of lawyers in Uzbekistan General field: Law/Patents Detailed field: Law (general)
Source text - Russian В октябре 2009 г. министерство юстиции Республики Узбекистан зарегистрировало два подзаконных акта ведомственного уровня, регулирующих отдельные вопросы адвокатской деятельности. Речь идет о Постановлении министерства юстиции Республики Узбекистан и департамента по борьбе с налоговыми, валютными преступлениями и легализацией преступных доходов при генеральной прокуратуре Республики Узбекистан «Об утверждении Правил внутреннего контроля по противодействию легализации доходов, полученных от преступной деятельности и финансированию терроризма в нотариальных конторах и адвокатских формированиях» (зарегистрировано 19 октября 2009 г., вступило в силу с 29 октября 2009 г.) и о Приказе министра юстиции Республики Узбекистан «О мерах по организации повышения профессиональной квалификации адвокатов» (зарегистрирован 6 октября 2009 г., вступил в силу с 16 октября 2009 г.). Обратим внимание, что первый из названных актов регулирует деятельность не только адвокатуры, но и нотариата (как государственного, так и частного). Однако в той мере, в какой нотариат призван наряду с адвокатурой оказывать юридическую помощь физическим и юридическим лицам, все содержащиеся здесь выводы и соображения, касающиеся адвокатуры, mutatis mutandis приложимы и к нотариату (к чему мы еще далее вкратце вернемся), поэтому специально на нем мы останавливаться в данном заключении не будем, посвятив последнее, прежде всего, тенденциям развития узбекской адвокатуры.
Нельзя не признать, несколько забегая вперед, что оба названных нормативно-правовых акта являются проявлением единой тенденции, которая представляется нам весьма опасной, если не сказать – катастрофичной для узбекской правовой системы и узбекского гражданского общества. Мы имеем в виду тенденцию очевидного разрушения в Республике Узбекистан классической адвокатуры западного типа, построенной на принципах институциональной независимости, отделения от государства и самоуправления. Данная тенденция стала проявляться в течение нескольких последних лет и не осталась незамеченной на экспертном уровне. Интересующие нас здесь подзаконные нормативно-правовые акты являются ее дальнейшим и в определенной части даже «карикатурным» продолжением, наглядно показывая, что тревога экспертов по поводу предпринятых в 2008 г. «мер по реформированию института адвокатуры» была вполне обоснованной.
В такой ситуации оба названных подзаконных (ведомственных) акта, каждый из которых grosso modo направлен по целевому критерию на лишение адвокатуры институциональной независимости и в этом смысле представляет собой очередной шаг на пути к полной деградации статуса адвоката в Республике Узбекистан, вполне могут в принципиальной плоскости рассматриваться «единым блоком». В то же время с сугубо технической точки зрения они отражают разные механизмы влияния на адвокатуру, требующие на «микро-уровне» автономного анализа, поэтому, исходя из редакционных соображений, мы их рассмотрим отдельно друг от друга, посвятив проблеме «повышения квалификации адвокатов» специальный раздел в данном заключении (3). При этом Постановление, утверждающее «Правила внутреннего контроля по противодействию легализации доходов, полученных от преступной деятельности и финансированию терроризма в нотариальных конторах и адвокатских формированиях», вызывает большие сомнения не только по своему содержанию, далекому от представлений о правовом государстве (2), но и по форме самого нормативно-правового акта, служащей яркой иллюстрацией деформации места и роли адвокатуры в Республике Узбекистан (1).
Translation - English In October 2009, the Ministry of Justice of the Republic of Uzbekistan registered two agency-level by-laws regulating some issues related to the legal profession. These by-laws are the Resolution of the Ministry of Justice of the Republic of Uzbekistan and the Department on Combating Tax and Currency Crimes and Legalization of Illicit Proceeds under the Prosecutor-General’s Office in the Republic of Uzbekistan “On Approving the Internal Control Regulations on Counteracting the Legalization of Illicit Proceeds and Financing Terrorism in notary offices and law firms” (registered on October 19, 2009 and came into force on October 29, 2009) and the Order signed by the Minister of Justice of the Republic of Uzbekistan “On Measures for Promoting Professional Development of Defense Lawyers” (registered on October 6, 2009 and came into force on October 16, 2009). Notably, the former regulates the activities of both defense lawyers and notary offices (public and private). However, all conclusions and comments contained herein apply, mutatis mutandis, to notary offices to the extent to which they, similar to defense lawyers, are supposed to provide legal assistance to physical and legal entities. We will refer in brevi to this issue further on in this paper with no special focus on it. Instead, this paper will, first and foremost, deal with current development trends in the legal profession in Uzbekistan.
Being somewhat previous, we should admit that both legal acts mentioned above are a manifestation of one trend which we deem fairly dangerous, or even disastrous for the Uzbek legal system and civil society. The trend we mean is a clear obliteration of classic Western-type legal practice in the Republic of Uzbekistan, which is based on such principles as institutional independence and separation of the state from self-governance. This trend has become obvious over the past several years, and it hasn’t passed unnoticed by experts. The by-laws in question are its further and, to a certain degree, grotesque continuation, demonstrating unequivocally that all concerns of experts with regard to “measures on the legal practice reform” undertook in 2008 were well founded.
In this case, both agency-level by-laws mentioned above, each one of them being aimed, grosso modo and given its purpose, at depriving defense lawyers of their institutional independence and thereby presenting yet another step toward ultimate degradation of status among defense lawyers in the Republic of Uzbekistan, may well be viewed, in terms of their principles, in tandem. At the same time, from the technical point of view, they reflect different mechanisms of influence upon the legal profession that require an independent analysis at the micro-level. Therefore, for editorial reasons, they will be discussed separately from one another, with a special section on the issue of “professional development for defense lawyers” in this paper (3). It is worth mentioning that the Resolution endorsing “Internal Control Regulations on Counteracting the Legalization of Illicit Proceeds and Financing Terrorism in notary offices and law firms” raises serious doubts not only in terms of its content, which is a far cry from the notion of a law-governed state (2), but also in terms of its form which serves as an outstanding example of a deformation that took place with regard to place and role of the legal profession in the Republic of Uzbekistan (1).
Russian to English: Financial Crisis in Kazakhstan: Lessons Learned and Current Developments General field: Bus/Financial Detailed field: Finance (general)
Source text - Russian В Казахстане наиболее важным в экономике страны признается горнодобывающий сектор, который обеспечивает треть в создании добавочного продукта. Казахстан, как и в предыдущие годы, продолжает добывать и экспортировать нефть, газ, металлы (в особенности важными являются алюминий, цинк и металлопрокат), а также пшеницу. Другими важными секторами в жизни страны является обрабатывающий сектор, остатки от былой промышленной мощи советской власти. За последние 5 лет быстрыми темпами в Казахстане стали развиваться финансовый сектор, строительство и потребительский сектор.
По мнению большинства экспертов добывающий сектор относительно не пострадал от кризиса. Этому способствует то, что в горнодобывающей отрасли продолжают доминировать иностранные транснациональные компании («Шеврон», «Бритиш газ»), либо крупные местные монополии («Казмунайгаз»). В некоторой степени, они затронуты падением цен на первичное сырье, произошедшее после резкого взлета цен в конце 2007 в начале 2008 годов. Однако, к настоящему времени цены относительно стабилизировались: к примеру, нефть колеблется в районе 40-50 долларов за баррель.
В свою очередь от снижения цены на необработанное сырье в первую очередь пострадал государственный бюджет, который на треть формируется за счет налоговых отчислений (экспортных пошлин) от экспорта сырья, что привело к переходу от профицитности к дефициту бюджета. Это в свою очередь затронуло людей занятых в бюджетной сфере (учителей, врачей, пенсионеров и многих других), привело к замедлению, а в отдельных случаях и к снижению государственных инвестиций в различные сферы деятельности.
В отличие от добывающего сектора, от кризиса наиболее пострадали финансовый сектор, который включает в себя банковскую систему, фондовый рынок и рынок страхования. К пострадавшим можно также отнести сектор недвижимости, потребительский рынок, который в свою очередь привел к кризисным явлениям в малом и среднем бизнесе.
Вначале 2009 года бывший председатель Национального банка Республики Казахстан (НБРК) А. Сайденов заявил о том, что сосредоточит свои усилия на обеспечении устойчивости тенге и недопущении потерь золотовалютных резервов. Однако с приходом на должность Г. Марченко, НБРК принял решение об уходе от поддержания тенге. 4 февраля НБРК произвел девальвацию тенге, который по заявлению центрального банка была продиктована необходимостью поддержания конкурентоспособности отечественных товаропроизводителей и сохранения золотовалютных резервов страны. Так, начиная с IV квартала 2008 года НБРК потратил $6 млрд., включая $2,7 млрд. в январе 2009 года, для обеспечения стабильности на валютном рынке и поддержания обменного курса в текущем диапазоне. Обосновывая девальвацию нацвалюты, регулятором приведены примеры девальвации в других странах. Так, по данным НБРК, за период с начала 2008 года по январь 2009 года девальвация национальных валют к доллару США составила: в России 44%, в Белоруссии - 28%, в Украине - 52,5%, в Великобритании - 38%, еврозоне - 13%, в Норвегии - 28%, в Бразилии - 31%, Австралии - 27%, в Канаде - 26%. В Казахстане же за указанный период девальвация составила только 1%. Он также отметил, что девальвацию нельзя было проводить до тех пор, пока не была решена ситуация с крупными комбанками. «Нельзя было проводить девальвацию, пока была не ясна ситуация с крупными банками. В том состоянии, в котором находились эти банки, они бы этой девальвации не выдержали», - заявил Г. Марченко. НБРК в отличие от других стран произвел одномоментную девальвацию - с 4 февраля он ушел от поддержания тенге в прежнем неявном коридоре. Новый уровень предложен в районе 150 тенге за доллар плюс/минус 3%.
Translation - English The most important sector in Kazakhstan’s economy is mining industry, which accounts for one-third in creating the marginal product. As in the previous years, Kazakhstan continues to extract and export oil, gas, metals (aluminum, zinc and metal-roll being the most important ones), and wheat. Another key sector in the country’s economy is the processing industry, the remnant of what used to be a significant industrial power of the USSR. Over the last five years, the financial sector, construction and consumer sector have been gaining pace in Kazakhstan as well.
According to many experts, the mining industry hasn’t suffered much as a result of the crisis. This occurred because such foreign transnational companies as Chevron and BG Group or large domestic monopolies like KazMunaiGas keep dominating in the sector. To a certain extent, they have been affected by a landslide in prices for fresh raw materials, which took place after their skyrocketing in late 2007 – early 2008. However, the prices have been relatively stable recently. For instance, oil prices fluctuate within the range of 40-50 USD a barrel.
In turn, since prices for unprocessed raw materials went down, the state budget, one-third of which is formed by taxes or duties on exported raw materials, had to bear the brunt of it. As a result, the state budget slid from surplus to deficit, which affected employees of government-financed organizations (teachers, doctors, pensioners and many others) and led to a certain slowdown – and in some cases even reduction – of government investments in various sectors.
Unlike the mining industry, the financial sector suffered greatly from the crisis, which includes the banking system, stock market, and insurance market. The real estate and consumer sectors have also been affected, which entailed negative consequences for small and medium-sized enterprise.
In the beginning of 2009, the former Chairman of the National Bank of Kazakhstan (NBK) A. Saidenov said he would focus his efforts on providing the stability of tenge and keeping the gold and foreign currency reserves intact. However, when G. Marchenko was appointed to this position, the NBK made a decision to deviate from supporting tenge, and on February 4 the NBK opted for depreciation of the local currency. As explained by the NBK, it was done for the purpose of maintaining the competitiveness of domestic producers and preserving the country’s gold and foreign currency reserves. Thus, since the fourth quarter of 2008 the NBK has spent $6 billion, including $2.7 billion that was spent in January 2009, in order to keep the stability of the currency market and exchange rate within the current range. Trying to justify depreciation of the national currency, the regulator used other countries as an example. According to the NBK, from early 2008 till January 2009 depreciation of national currencies to the US dollar was 44% in Russia, 28% in Belarus, 52.5% in Ukraine, 38% in the UK, 13% in the euro zone, 28% in Norway, 31% in Brazil, 27% in Australia, and 26% in Canada. During the same time period, deprecation in Kazakhstan constituted only 1%. The NBK also mentioned that depreciation could not be attempted until the issue of large commercial banks was settled. “Depreciation could not be done before the situation with large banks was clear,” Mr. Marchenko said. “Given the condition of these banks back then, they wouldn’t have been able to survive this depreciation.” Unlike other countries, the NBK attempted a one-time depreciation, and on February 4 it moved away from keeping tenge within the previous implicit range. The new rate that was proposed was 150 tenge for 1 USD, plus/minus 3%.
Russian to English: Civil Code of Turkmenistan General field: Law/Patents Detailed field: Law (general)
Source text - Russian § 2. ОБЩИЕ НОРМЫ ОБ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЯХ И ФОНДАХ
Статья 57. Регистрация общественных организаций и фондов
1. Общественные организации и фонды начинают свою деятельность как юридические лица с момента регистрации. Регистрацию общественных организаций и фондов производит Министерство адалат. Порядок регистрации общественных организаций, преследующих политические или иные общественно значимые цели (политические партии, религиозные организации, профессиональные союзы и т.п.), определяется специальными законами.
2. Право требования регистрации имеет место, если устав соответствует требованиям закона и цели представленного для регистрации юридического лица не противоречат действующему законодательству, признанным нравственным нормам или конституционно-правовым принципам Туркменистана. Назначение имущества фондов должно соответствовать намеченным целям.
3. Для регистрации необходимы подписанное всеми учредителями и членами правления заявление и устав.
4. Министерство адалат должно принять решение о регистрации в месячный срок со дня внесения заявления.
5. Отказ в регистрации должен быть обоснованным, предусматривать возможность обжалования и его порядок. Отказ может быть обжалован в суде.
( В ред. Закона от 21 октября 2003 г. – Ведомости Меджлиса Туркменистана, 2003 г. № 4 , ст. 36)
Статья 58. Устав общественных организаций и фондов
1. Организация и структура общественных организаций и фондов регулируются уставом.
2. Устав должен содержать:
а) цели деятельности;
б) наименование;
в) местонахождение (юридический адрес);
г) порядок ликвидации и распределения имущества;
д) имена и фамилии всех членов правления, место и дату их рождения и место жительства, порядок назначения заседаний правления и принятия решений на них;
е) правомочия членов общественной организации (фонда).
3. Устав может также содержать:
а) функции других органов управления и контроля;
б) правомочия собрания членов общественной организации.
4. Для фондов, кроме указанного в пункте 2 настоящей статьи, устав должен содержать:
а) минимальный размер и вид пожертвований;
б) указания об использовании сумм.
5. Устав должен быть заверен в нотариальном порядке.
Статья 59. Данные регистрации
1. Регистрация включает в себя следующие данные: наименование юридического лица и его местонахождение, цели его деятельности, дату принятия устава, личность учредителей, личность членов правления и возможные ограничения их представительских полномочий.
2. Данные регистрации подлежат опубликованию.
3. Любое лицо вправе ознакомиться с записями в реестре и потребовать письменные выписки.
Статья 60. Регистрация изменений
Изменения фактов, которые подлежат регистрации, незамедлительно должны быть представлены Министерству адалат в заверенной правлением форме. Они вносятся в реестр и публикуются.
( В ред. Закона от 21 октября 2003 г. – Ведомости Меджлиса Туркменистана, 2003 г. № 4 , ст. 36)
Статья 61. Государственный контроль за деятельностью общественных организаций и фондов
1. Государственный контроль за законностью деятельности общественных организаций и фондов осуществляет Министерство адалат.
2. Министерство адалат отменяет регистрацию, если общественная организация или фонд в основном перешли на предпринимательскую деятельность или если осуществление предусмотренной уставом цели становится невозможным.
(В ред. Закона от 21 октября 2003 г. – Ведомости Меджлиса Туркменистана, 2003 г. № 4 , ст. 36)
Статья 62. Руководство и представительство
1. Право руководства имеют члены правления и, в отдельных случаях, специальные представители. Это одновременно составляет и их обязанность.
2. Пределы руководства определяются уставом в соответствии с целями общественной организации или фонда.
3. Устав может предусматривать правомочия одного лица единолично вести дела или устанавливать совместное руководство двух или нескольких лиц.
4. Устав может предусматривать перечень действий, осуществление которых требует согласия других контрольных органов.
Статья 63. Компетенция правления в отношениях с третьими лицами
1. Правление представляет общественную организацию или фонд в отношениях с третьими лицами. Устав должен содержать положения о том, будут ли уполномоченные на представительство лица действовать единолично, совместно несколько из них или все совместно.
2. Уставом могут быть ограничены полномочия представительства. Эти ограничения имеют силу для третьих лиц только тогда, когда они зарегистрированы в реестре, за исключением тех случаев, когда третье лицо знало об этих ограничениях.
3. Устав может предусматривать назначение специального представителя общественной организации или фонда. Уставом должны быть урегулированы пределы полномочий такого представительства и ее форма, что также подлежит регистрации.
Статья 64. Ответственность
1. Общественная организация и фонд несут ответственность за вред, причиненный третьим лицам в результате таких действий членов правления или других представителей при исполнении ими возложенных на них обязанностей, которые влекут обязанность возместить вред.
2. Управомоченные на представительство лица должны вести дела добросовестно. При нарушении ими этой обязанности они несут ответственность перед общественной организацией или фондом за нанесенный вред. Отказ в возмещении вреда недействителен, если оно необходимо для удовлетворения требований третьих лиц.
3. По обязательствам общественной организации или фонда их члены ответственности не несут. Также не несут ответственности общественная организация и фонд по обязательствам своих членов.
Translation - English Paragraph 2. GENERAL NORMS ON PUBLIC ASSOCIATIONS AND FOUNDATIONS
Article 57. Registration of public associations and foundations
1. Public associations and foundations shall commence their activities as legal entities from the moment of their registration. Public associations and foundations shall be registered in the Ministry of Justice. A procedure for the registration of public associations pursuing political or other publicly important goals (political parties, religious organizations, trade unions, etc) shall be prescribed by the special laws.
2. The right to request registration shall take place if the founding charter is compliant with the law, and the goals of the legal entity presented for registration are consistent with the applicable law, recognized moral norms, and constitutional and legal principles of Turkmenistan. The purpose of property belonging to foundations shall be consistent with the goals set.
3. An application request and a founding charter signed by all founders and members shall be required for registration.
4. The Ministry of Justice shall make a decision on registration within one month after submission of the application request.
5. A refusal of registration shall be substantiated, providing for the opportunity and procedure for appeal thereof. A refusal of registration can be appealed against in court.
(As amended in the Law of October 21, 2003, Turkmenistan’s Mejlis Gazette, #4, p. 36)
Article 58. Charter of public associations and foundations
1. The organization and structure of public associations and foundations shall be regulated by a charter.
2. The charter shall lay down:
a) purpose of activities;
b) name;
c) place of location (legal address);
d) procedure for liquidation and distribution of property;
e) names of all Board members, their place and date of birth, place of residence, procedure for scheduling Board’s meetings and making decisions at such meetings; and
f) authority of public association (foundation) members.
3. The charter may also lay down:
а) functions of other management and control bodies;
b) authority of meetings by public association members.
4. The charter of foundations shall include, along with what is described in para. 2 of this article, the following:
а) minimum amount and type of donations;
b) references to how donations are used.
5. The charter shall be certified by the notary.
Article 59. Registration data
1. Registration shall include the following data: name of the legal person and its place of location; purpose of activities; date of signing the charter; identity of founders; identity of Board members and possible limitations of their representative authority.
2. Registration data shall be subject to public disclosure.
3. Anyone shall be entitled to become familiar with entries in the Register and ask for written extracts.
Article 60. Registration of changes
Changes of data which are subject to registration shall be submitted immediately to the Ministry of Justice, signed by the Board. They shall be entered in the register and publicized.
(As amended in the Law of October 21, 2003, Turkmenistan’s Mejlis Gazette, #4, p. 36)
Article 61. State control over activities of public associations and foundations
1. State legal control over the activities of public associations and foundations shall be maintained by the Ministry of Justice.
2. The Ministry of Justice shall annul registration if a public association or foundation switched mostly to entrepreneurial activities, or if the goals set forth in its charter are impossible to achieve.
(As amended in the Law of October 21, 2003, Turkmenistan’s Mejlis Gazette, #4, p. 36)
Article 62. Management and representation
1. Management shall be vested in members of the Board, and in some cases, in special representatives. This shall be their duty at the same time.
2. Management limits shall be determined in the charter in accordance with the goals of a public association or foundation.
3. The charter may provide for the right of one person to manage all activities at their sole discretion, or determine joint management by two or several people.
4. The charter may provide for the list of actions that require approval of other control bodies before they can be implemented.
Article 63. Competence of the managing board in relations with the third parties
1. The managing board shall represent a public association or foundation in any relations with the third parties. The charter shall contain provisions determining whether the persons authorized to represent a public association or foundation will act at their sole discretion, jointly with each one of them having equal powers, or all together.
2. The charter may limit the authority of representation. These limitations shall hold true for the third parties only in those cases when they are registered in the register, except for cases when the third parties knew about such limitations.
3. The charter may provide for the appointment of a special representative to represent a public association or foundation. The charter shall regulate the authority limits of such representation and its type, which shall also be subject to registration.
Article 64. Responsibility
1. A public association and foundation shall assume responsibility for any damage caused to the third parties as a result of such actions on the part of the Board members or other representatives while discharging their functions which entail an obligation to make good this damage.
2. Persons entitled to representation shall act in good faith. They shall be held liable for any violation of this obligation in front of the public association or foundation for any damage caused. A refusal to indemnify for the damage shall be invalidated if such indemnity is required to satisfy the claims of the third parties.
3. Members of a public association or foundation shall not be responsible for any liabilities thereof, nor shall a public association or foundation be responsible for the liabilities of its members.
English to Russian: Excerpt from a textbook on international law General field: Law/Patents Detailed field: Law (general)
Source text - English 'Lawmaking Treaties and Other Material Sources
It may seem untidy to depart from discussion of the 'formal' sources, of which custom is the most important, and yet a realistic presentation of the sources involves giving prominence to certain forms of evidence of the attitude of states to customary rules and general principles of the law. 'Lawmaking' treaties, the conclusions of international conferences, resolutions of the United Nations General Assembly, and drafts adopted by the International Law Commission have a direct influence on the content of the law, an influence the significance of which is not conveyed adequately by their designation as material sources.
'Lawmaking' treaties. 1 Such treaties create legal obligations the observance of which does not dissolve the treaty obligation. Thus a treaty for the joint carrying out of a single enterprise is not lawmaking, since fulfilment of its objects will terminate the obligation. Lawmaking treaties create general norms for the future conduct of the parties in terms of legal propositions, and the obligations are basically the same for all parties. The Declaration of Paris, 1856 (on neutrality in maritime warfare), the Hague Conventions of 1899 and 1907 (on the law of war and neutrality), the Geneva Protocol of 1925 (on prohibited weapons), the General Treaty for the Renunciation of War of 1928, and the Genocide Convention of 1948, are examples of this type. Moreover, those parts of the United Nations Charter which are not concerned with constitutional questions concerning competence of organs, and the like, have the same character. Such treaties are in principle binding only on parties, but the number of parties, the explicit acceptance of rules of law, and, in some cases, the declaratory nature of the provisions produce a strong law-creating effect at least as great as the general practice considered sufficient to support a customary rule. By their conduct nonparties may accept the provisions of a multilateral convention as representing general international law: this has been the case with Hague Convention IV of 1907 and the rules annexed relating to land warfare. Even an unratified treaty may be regarded as evidence of generally accepted rules, at least in the short run.
In the North Sea Continental Shelf Cases the principal issue was to what extent, if at all, the German Federal Republic was bound by the provisions of the Continental Shelf Convention which it had signed but not ratified.
Translation - Russian «Правообразующие» договоры и другие материальные источники
Отступление от обсуждения «формальных» источников, одним из которых является обычное право, может показаться не совсем уместным, но тем не менее для представления более реалистичной картины в отношении источников требуется также уделить особое внимание определенным формам проявления отношения государств к нормам обычного права и общим правовым принципам. «Правообразующие» договоры, заключения международных конференций, резолюции Генеральной Ассамблеи ООН и проекты, принимаемые Комиссией международного права ООН, оказывают прямое воздействие на содержание права. Существенное значение такого рода воздействия невозможно передать надлежащим образом посредством классификации вышеперечисленных источников в качестве материальных.
«Правообразующие» договоры. 1. Данного рода договоры создают правовые обязательства, соблюдение которых не приводит к аннулированию самих обязательств. Таким образом, договор о совместной реализации какого-либо мероприятия не является правообразующим, поскольку исполнение его целей приведет к «погашению» обязательства. Правообразующие договоры создают общие нормы относительно будущего поведения сторон с точки зрения правовых позиций, в то время как обязательства, по сути, одинаковы для всех сторон. В качестве примеров такого рода договоров можно привести Парижскую декларацию 1856 г. (о нейтралитете во время морских боевых действий), Гаагские конвенции 1899 и 1907 гг. (о праве войны и нейтралитете), Женевский протокол 1925 г. (о запрете оружия), Общий договор об отказе от войны 1928 г. и Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказании за него от 1948 г. Следует отметить, что подобной природой также обладают те разделы Устава Организации Объединенных Наций, которые не связаны со структурными вопросами относительно компетентности органов и т.д. В принципе, данного рода договоры обязательны к исполнению лишь подписавшими их сторонами, но количество сторон, открытое принятие принципов права, а в некоторых случаях и декларативный характер положений, оказывают существенное «правообразующее» воздействие, как минимум настолько же сильное, как и общая практика, признаваемая достаточной для поддержания норм обычного права. Своим поведением субъекты, не являющиеся сторонами договора, могут принимать положения той или иной многосторонней конвенции в качестве документа, представляющего общее международное право (именно так обстояло дело с Гаагской конвенцией IV от 1907 г. и прилагаемых к ней правил, касающихся ведения наземных боевых действий). Даже нератифицированный договор может рассматриваться в качестве основания общепризнанных норм, по крайней мере в течение непродолжительного срока времени.
В случае Дел о континентальном шельфе Северного моря основным вопросом было то, в какой мере Федеративная республика Германии была связана (и была ли связана вообще) положениями Конвенции о континентальном шельфе, которую она подписала, но не ратифицировала.
English to Russian (American University of Central Asia) Russian to English (American University of Central Asia) Kirghiz to English (American University of Central Asia)
Memberships
N/A
Software
Adobe Acrobat, Adobe Photoshop, Microsoft Excel, Microsoft Word, Powerpoint
Bio
I have a background in American Studies, English language, Interpretation and Translation, which I studied in three different countries of the world (in chronological order - Ukraine, United States, Kyrgyzstan).
Most of the time I work as a simultaneous interpreter at conferences, summits, roundtable meetings, seminars and training workshops organized by international organizations in various countries of Eurasia. I can also act as a consecutive interpreter, which is sometimes the best mode of interpretation during high-level talks or business negotiations.
When I have free time, I work at home doing written translations. I normally translate reports, legislative acts, legal reviews, conference/training materials, articles, programme documents and many other types of official papers.
My list of standing clients includes, but is not limited to, ADB, American University of Central Asia (AUCA), Demir Kyrgyz International Bank, DFID, DEA, EBRD, Embassy of Canada in Moscow, FAO, Freedom House, Government of Kyrgyzstan, ILO, IMF, International Science and Technology Center (ISTC), JICA, Johns Hopkins University, Karachaganak Petroleum Operating (KPO), Legal Policy Research Center (Kazakhstan), OSCE/ODIHR, OHCHR, OSCE, OSCE Academy in Bishkek, SIDA, Soros Foundation, The Welding Institute (TWI), UNAIDS, UNDP, UNHCR, UNICEF, UNIFEM, UNEP, UNODC, UNV, USAID, US Department of State, US Embassy in Kyrgyzstan, World Bank, World Resources Institute (WRI).
As far as written translations are concerned, the overwhelming majority of documents come from the OSCE, UN agencies, and USAID. In recent years, I've been focusing more on international law and legislation, as well as human rights protection.
My work also includes working with high-level officials, public administration bodies, courts, and law enforcement agencies. Such issues as trafficking in persons and drug trafficking have always been of utmost importance in Central Asia, which means continuous work with special investigation teams, prosecutors, undercover investigation agencies, counternarcotics departments, etc.
I am based, interchangeably, in two places which are Central Asia and Ukraine, and I often travel for work to South-East Asia.
Keywords: Simultaneous interpretation, simultaneous interpreter, simultaneous interpreters in Kyrgyzstan, interpreter Kazakhstan, interpreter Kyrgyzstan, translation, Kyrgyzstan, Bishkek, translator in Central Asia, interpreter in Kazakhstan. See more.Simultaneous interpretation, simultaneous interpreter, simultaneous interpreters in Kyrgyzstan, interpreter Kazakhstan, interpreter Kyrgyzstan, translation, Kyrgyzstan, Bishkek, translator in Central Asia, interpreter in Kazakhstan, Almaty, Central Asia, Russian translation, human rights, professional simultaneous interpreters from Russian, conference interpreters from Russian, conference interpreters in Kyrgyzstan, conference interpreters Kazakhstan, international law, международное право, переводчик, синхронист, письменный перевод, устный перевод, синхронный перевод, английский, русский, международные организации, права человека. See less.
Expertise